(no subject)
Apr. 4th, 2015 04:35 am![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
almat_malatovВ такси поговорил со стариком. Мне хватило того, что мои дедушка и бабушка бакинцы (ну еще слова саhол), чтобы мне по дороге рассказали про расцвет и крах советского Баку и не взяли денег.
И это так удивительно и странно — когда говорят, да, жили у нас евреи с такой фамилией до войны, может быть, мама помнит, была у нее подружка с таким именем, еще все спорила, что не Сара, а Сарра, ушла на войну сестрой, и больше не знаем, маму спросить?
Господи, там маме лет 110 должно быть.
И чем глубже я увязаю в семейной истории, наполовину вымышленной, умолчанной, случайно увязанной, тем ближе я к Самарканду Насреддина и дальше от всего этого. Этого.
Я говорил уже, но вы не услышали: когда-то, на пороге зрелости, я ушел в мир Ходжи Насреддина. Где звенят браслеты на руках, где мухи, жара и время идет так, как захочется.
Я вошел туда, и шел до земли, где сказали "Стой, ты сын одного из нас, стой, стой, твой дом тут".
Я пребыл в нем; и когда я пошел дальше, он остался во мне. И все, что есть — и питерский холод, и московское бухло, — для меня всего лишь глава, которую я напишу для своих детей. Или не напишу — и они от этого ничего не потеряют.
Если когда-нибудь у меня будет сын, я покажу ему вход в сказку. Где когда-то, три тысячи лет назад, там, недалеко, за Сирийско-африканским разломом, жили праотцы его отцов. И был фараон, который не хотел отпустить их, и хлеб, который не успел стать хлебом, и там, дальше, в месяце пути, жил Улугбек, который мучил людей, и про радость, которую дают чистый ручей и украшенное лентами дерево, про друзей, с которыми развела судьба, но их дети будут рады ему. Про любовь, которая видит сквозь годы все тот же тонкий стан, про сына, которому он расскажет, что три тысячи с чем-то лет назад...
И это так удивительно и странно — когда говорят, да, жили у нас евреи с такой фамилией до войны, может быть, мама помнит, была у нее подружка с таким именем, еще все спорила, что не Сара, а Сарра, ушла на войну сестрой, и больше не знаем, маму спросить?
Господи, там маме лет 110 должно быть.
И чем глубже я увязаю в семейной истории, наполовину вымышленной, умолчанной, случайно увязанной, тем ближе я к Самарканду Насреддина и дальше от всего этого. Этого.
Я говорил уже, но вы не услышали: когда-то, на пороге зрелости, я ушел в мир Ходжи Насреддина. Где звенят браслеты на руках, где мухи, жара и время идет так, как захочется.
Я вошел туда, и шел до земли, где сказали "Стой, ты сын одного из нас, стой, стой, твой дом тут".
Я пребыл в нем; и когда я пошел дальше, он остался во мне. И все, что есть — и питерский холод, и московское бухло, — для меня всего лишь глава, которую я напишу для своих детей. Или не напишу — и они от этого ничего не потеряют.
Если когда-нибудь у меня будет сын, я покажу ему вход в сказку. Где когда-то, три тысячи лет назад, там, недалеко, за Сирийско-африканским разломом, жили праотцы его отцов. И был фараон, который не хотел отпустить их, и хлеб, который не успел стать хлебом, и там, дальше, в месяце пути, жил Улугбек, который мучил людей, и про радость, которую дают чистый ручей и украшенное лентами дерево, про друзей, с которыми развела судьба, но их дети будут рады ему. Про любовь, которая видит сквозь годы все тот же тонкий стан, про сына, которому он расскажет, что три тысячи с чем-то лет назад...
