Дети бакона
Mar. 31st, 2011 10:05 am![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
almat_malatovНе раздергиваю шторы. Не хочу, чтобы мой день начинался с грязных глыб смерзшегося снега, оранжевой бабы с кайлом, экскаватора, огороженного наспех сделанным забором, серого света московского утра. Красно-коричневые, тепло светящиеся шторы, и сквозь них - контуры оконных решеток, оберегающих мой мир. Это все, что я готов видеть в этом окне.
Но не могу представить себе, что вообще готов видеть в окне, проснувшись. Солнце и небо? Я не люблю прямой солнечный свет, как и интимный полумрак свечей - люблю электрический. Море? Мне грустно от моря, глядя на него, я всегда остро чувствую, что смертен.
Может быть, тень от листьев бакона?
Ночью, на кишиневской крыше, я обрывал мелкие черные ягоды, и Светка бурчала:
- Ну что ты ешь всякую гадость, я тебе дам хороший виноград!
- Не хочу - хороший, хочу - этот! - смеялся я, кидая в рот горсть единственного любимого мной сорта - дикого, из которого делают плохое тяжелое вино.
- Дитя бакона, - качала она головой, но украдкой съедала ягоду с уцелевшей в 90-е лозы, когда-то бросавшей причудливую тень на паркет бабушкиной квартиры, полированный желтый шкаф, разводы на котором были похожи на безголовую женскую фигуру. Солнце отражалось от хрусталя, фарфоровой белки, голова которой снималась, а в самой белке когда-то была водка, мелких фигурок балерин и пастушек - сокровищ детства.
- Ануууца! Ануууца, заррраза! - кричал директор овощного на первом этаже продавщице. Начинался день.
Но не могу представить себе, что вообще готов видеть в окне, проснувшись. Солнце и небо? Я не люблю прямой солнечный свет, как и интимный полумрак свечей - люблю электрический. Море? Мне грустно от моря, глядя на него, я всегда остро чувствую, что смертен.
Может быть, тень от листьев бакона?
Ночью, на кишиневской крыше, я обрывал мелкие черные ягоды, и Светка бурчала:
- Ну что ты ешь всякую гадость, я тебе дам хороший виноград!
- Не хочу - хороший, хочу - этот! - смеялся я, кидая в рот горсть единственного любимого мной сорта - дикого, из которого делают плохое тяжелое вино.
- Дитя бакона, - качала она головой, но украдкой съедала ягоду с уцелевшей в 90-е лозы, когда-то бросавшей причудливую тень на паркет бабушкиной квартиры, полированный желтый шкаф, разводы на котором были похожи на безголовую женскую фигуру. Солнце отражалось от хрусталя, фарфоровой белки, голова которой снималась, а в самой белке когда-то была водка, мелких фигурок балерин и пастушек - сокровищ детства.
- Ануууца! Ануууца, заррраза! - кричал директор овощного на первом этаже продавщице. Начинался день.
