almat_malatov | Под копирку

колонка для газеты F5 - в качестве теста на количество знаков в посте

Света была для меня загадочным существом. Примерно таким же загадочным, как водолаз. К ней министерский круг моей бабушки относился со странной смесью жалости, снисходительности и… заискивания. Отношение тщательно скрывалось, но мне было очевидно, что соседка о нем знала, и что оно ее волновало в последнюю очередь.

Света приводилась в пример, как образец несостоявшейся судьбы: училась в техническом вузе, на третьем курсе полюбила прекрасного незнакомца, который благополучно рассосался в воздухе, а вот беременность наоборот – не рассосалась, а все крепла и тяжелела, пока не разрешилась маленькой вертлявой Юлькой.
Взяла академический отпуск, да так и не вернулась, постепенно освоив профессию машинистки, и стучала, стучала по разнузданной машинке с черными маркими лентами – мечтой всех детей двора. Незатейливое колдовство, превращающее удар по упругой клавише в букву, великую печатную букву.

До сих пор во мне иногда просыпается мальчик, и со священным ужасом смотрит на бегущие по монитору печатные знаки – символ всего взрослого и важного: газет, листовок, бланков…
До сих пор я иногда вижу в кошмарных снах, как распадается на буквы мир вокруг.

Света была жрицей букв, она владела ведьминым ремеслом – слепым и десятипальцевым. И к ней шел поток из просителей, которым нужно было перепечатать доклад, или дефицит из «Иностранки». «Трешка, пятерка, чирик», - озвучивала Света расценки. «Тройка, семерка, туз, казенный дом», - передразнивала ее моя бабушка, не забывающая купить для Светы то дефицитный товар, то просто хлеб с молоком: Свете некогда, Света – мать-одиночка, пугающий, презренный, вызывающий сочувствие статус.

Казалось, машинопись - верный кусок хлеба на все времена, и уже в школьные годы я недоумевал: почему девочек учат машинописи, а мальчиков – всякой бесполезной дребедени вроде выпиливания лобзиком и изготовлению скворечников? Ну что это за профессия – скворечник? Скворцы не платят, даже ловить их большого смысла нет – ну что там того мяса?

О, как мучительно я завидовал машинистке Свете, когда в нашу жизнь стали входить компьютеры. Печатать я не умел, мучительный поиск нужной клавиши отзывался зудом душевным, и печатать всеми пальцами я научился уже ближе к тридцати – не по науке, не по методике, какой-то своей варварской манерой.

Света тем временем постепенно осталась не у дел: население овладевало таинством производства аккуратных букв, ее навык перестал быть уникальным. Но тем временем дочь ее пошла в институт, и надо было тянуть на себе свой маленький мир.

Кто-то из бывших сослуживцев взял ее секретаршей, и она по-прежнему стучала по клавиатуре, уже компьютерной. Постепенно изучила делопроизводство, освоила технический перевод. Жизнь налаживалась, дочь целовалась в парадном с сокурсником, и рассказывала друзьям со смесью восхищения и недоумения о том, что мама не стала кричать, застав ее с Максиком, а прочла подробную лекцию о контрацепции.

- Клевая у тебя старуха! – цокали языком друзья.
- Я не клевая, я битая, - качала головой Светлана Викторовна, секретарь-референт, и грустно смотрела сквозь дымчатые очки на зеленеющий по весне орех под окном, ничуть не изменившийся за прошедшие двадцать лет.